Форум » МЕДИА » Народные сказки » Ответить
Народные сказки
Войдан: Иван-Царевич и Марья Маревна Жил-был царь с царицею; у них было четверо детей: три дочери, четвертый сын, Иван-царевич. Жил этот царь с своим семейством благополучно. В некоторое время пошел он в сад прогуливаться; от холодного воздуха мог он простудиться и жизнь кончил. Осталась на сем царстве царствовать его супруга. Она царствовала семь лет; и таким же манером она померла. Дети у них были малы; царством управлять еще не могли. Мать покойная приказала дяде царством управлять до возрасту лет Ивана-царевича. Дети очень скучали об отце и матери и полгода из дворца никуда не выходили, не выезжали. В один прекрасный майский день стали уговаривать их, чтоб они пошли в сад прогуляться. Пошли они в сад гулять. Вдруг поднялась буря, вихорь, зашла черная туча; подбегают они к парадному крыльцу. Вдруг вихорь завертел, схватил старшую сестру и унес. Сестры и брат их страшно испугались, слуги и министры бросились разыскивать старшую сестру; не могли нигде найти ее. Этот брат и оставшиеся сестры никуда не ходили гулять. Опять их стали уговаривать прогуляться в сад; пошли они; сделался таким же манером вихорь и унес середнюю сестру. Слуги и министры бросились разыскивать, ничего не нашли. Этот брат и оставшаяся сестра не ходили никуда; стали их уговаривать прогуляться; пошли они; сделался таким же манером вихорь и унес младшую сестру. Прошло этому три года; сын стал проситься у дядюшки путешествовать по всему свету; взял он доброго коня и большую сумму денег. Поехал он в чистое поле; ехал он шесть дней и шесть ночей; вдруг встречается ему на дороге старец; старик стал на колени и стал спрашивать у Ивана-царевича: «Куда едешь и куда путь свой держишь?» Отвечает Иван-царевич: «Я еду сватать Марью Марьевну, прекрасную королевну!» — «Эх, Иван-царевич, трудно тебе разыскать ее». Потом этот старец стал говорить: «Прости меня, Иван-царевич!» Отвечает ему Иван-царевич: «Ты передо мной никакой вины не сделал». Опять говорит старец: «Прости меня! Я скажу свою вину». Иван-царевич подумал, подумал: «Ну, прощаю», — говорит. Старик и говорит: «Вот вина моя: я твою сестру унес». Иван-царевич заплакал и спрашивает: «Что, можно видеть сестру?» — «Можно». Ударился старик о землю, сделался черным вороном. «Садись на меня, Иван-царевич. А коня твоего пускай в зеленые луга». Иван-царевич замотал повода, пустил потом в зеленый луг. «Ступай, мой добрый конь, ищи себе верного хозяина». Сам сел на ворона, ворон поднялся под облако; летел несколько времени, вдруг говорит Ивану-царевичу: «Видишь ли, Иван-царевич, что выше нас?» — «Вижу, говорит: синеется небо». — «Видишь ли, что ниже нас?» — «Вижу, говорит: горит земля». Отвечает ему ворон: «Это не земля горит, а это дворец твоей старшей сестры». Ворон стал спущаться ниже и ниже и опустился близ дворца, ударился о землю и сделался молодцем. Сказал он Ивану-царевичу: «Подожди, Иван-царевич, у дворца». Сам пошел во дворец, приходит к своей супруге. Супруга увидала своего мужа, обрадовалась. «Ах, милый друг, давно я тебя не видала. Где ты был и путешествовал?» — «Я, говорит, летал по всему свету и видел разные разности; еще, говорит, видел твоего брата Ивана-царевича». Она вздохнула и заплакала. «Где, говорит; теперь Иван-царевич уж помер!» — «Нет, говорит, он не помер, а он, говорит, жив». Вдруг этот молодец выходит из дворца и просит Ивана-царевича во дворец к себе, вводит его в гостиную и сажает его на кресло А сам пошел к своей супруге в спальню и просит ее, чтоб она пожаловала в гостиную. Входит она в гостиную. «Вот, любезная супруга, это твой брат!» Она подбегает к нему торопливо, берет его в свои объятия и заплакала, и спрашивает его: «Все ли ты здоров, братец мой?» Отвечает Иван-царевич: «Слава Богу, говорит, здоров». Спрашивает: «Какими судьбами ты сюда попал?» Отвечает Иван-царевич: «Ехал я сватать Марью Маревну, прекрасную королевну. Вдруг встречается ваш супруг, признался в своей вине и взял меня с собою к вам». Погостил он у ней несколько времени; стал у них спрашивать: «Пора, говорит, мне идти в путь». Они собрали его в путь, приготовили, что для дороги требуется ему. Вдруг этот самый черный ворон и говорит своей супруге: «Любезная моя супруга! Подари ты ему серебряную чашечку!» Отвечает ему Иван-царевич: «Для чего же, говорит, мне ваша чашка?» Сестра подает и говорит: «Возьми, любезный братец, в ней находится секрет!» Спрашивает он у ней: «Какой же секрет?» Сестра взяла эту чашечку, ударила краешком, вдруг являются слуги и дворец. «Вот, любезный мой братец, весь секрет в нем». Он увидал этот секрет, очень обрадовался. «Что, если я захочу, чтоб этого не было, как же делаться?» Она перепрокинула кверху дном и ударила: что явилось, все пропало. Она снимает с руки золотое кольцо, подает Ивану-царевичу, а у Ивана царевича просит его кольцо себе. Иван-царевич обменялся кольцами и спрашивает: «Для чего же это так?» Говорит сестра: «В знак памяти и еще: если что с тобой случится, если будешь нездоров, то кольцо твое у меня потемнеет, а если помрешь, сделается совершенно черное; также и мое у тебя кольцо!» Потом он распростился с ними и пошел в путь-дорогу. Ехал он сутки целые, не встретилось ему ни селенья, ни избушки и ни колодезя никакого. Иван-царевичу захотелось пить и есть; вспомнил, что имеет у себя секретное блюдечко. Расположился он на прекрасном лугу, ударил этим блюдечком; является два молодца. «Что вам угодно, Иван-царевич?» — «Чтоб была здесь палатка, разные кушанья и напитки!» Вдруг все перед ним явилось; входит он в палатку, садится за убранный стол, начал он кушать; откушавши, приказал приготовить кровать, является перед ним кровать, ложится он на малое время отдохнуть, отдохнувши, встает, опять берет это блюдечко, ударяет кверху дном, и все исчезло. Потом пошел он опять дальше своей дорогой; вдруг является ему старик, говорит: «Прости меня! Я твою среднюю сестру унес». Иван-царевич простил его. «А можно, говорит, ее видеть?» — «Можно». Ударился он о землю, сделался орлом, Иван-царевич сел на него, и прилетели во дворец к средней сестре. Та его таким же манером приняла; погостил он у ней и стал в путь собираться. Дарит она ему серебряную ложечку и говорит: «Ударишь ты этой ложечкой, и будет у тебя что пить, есть, слуги — все будет». Таким же манером кольцами поменялась с Иван-царевичем. Распростился с ними Иван-царевич, пошел дальше. Шел, шел своей дорогой; опять встречается ему старик; он ему вину простил. «Да какая, говорит, вина?» — «Я, говорит, младшую сестру увез». — «А можно ее видеть?» — «Можно». Ударился этот старик о землю, сделался соколом; Иван-царевич сел на него, и таким же манером прилетели во дворец к младшей сестре. Та его таким же манером приняла; погостил он у ней и стал в путь собираться. Дарит она ему золотые часы, говорит: «Только надо слегка ударить, все явится». Таким же манером кольцами поменялись. Распростился он с меньшей сестрой и поехал к Марье Маревне. Приезжает он к ней в город, подходит ко дворцу, спрашивает у часовых: «Что, Марья Маревна у себя?» Отвечают часовые: «У себя». — «Доложите Марье Маревне: приехал к ней Иван-царевич сватать за себя замуж!» Вдруг приходят, докладывают Марье Маревне. Она услыхала эти слова, ужасно рассердилась: «Какой такой невежа осмелился так дерзко предлагать!» Приказала ему руки сковать и отвесть его в острог. Прибегают часовые, слуги, сковали ему руки и ноги, отвели его в острог. Входит он в острог, видит: ужасно много народу, образованы довольно хорошо, все бородастые, черные! И спрашивают эти самые бородачи Ивана-царевича: «Какими судьбами ты, голубчик, сюда попал?» — «А вот как, милостивые государи: приехал я сватать Марью Маревну, прекрасную королеву; она на меня рассердилась и велела посадить». Стал спрашивать Иван-царевич этих бородачей. «Мы сами, говорят, такие же женихи ее, приехали сватать ее, а между тем она нас в острог посадила». Иван-царевич отвечает им: «Что делать, стало быть, участь наша такая горькая!» Живет он в остроге день, другой и третий; так ему неприятно показалось, именно потому: кушанье плохое — серые щи и черствый хлеб! Больше ничего им не давалось! Вдруг он стал говорить своим товарищам: «Что, братцы, можно здесь повеселиться или нет?» Отвечает ему несколько голосов: «Нет, Иван-царевич, здесь очень строго, здесь не позволяют нам веселиться. Хоть бы ты принес миллион денег, за все эти миллионы не дадут тебе дрянного калача». Иван-царевич думал, думал, решился веселиться; говорит он своим товарищам: «Миллионов я не имею, а что есть, тем повеселимся». Вынимает он блюдечко, ударяет краешком. Являются перед ним два молодца. «Что вам угодно, Иван-царевич?» Иван-царевич стал говорить: «Ну, братцы-товарищи, кто из вас желает стричься, бриться и переменить острожную одежду?» И закричали все: «Все хотим, Иван-царевич!» Приказывает он двум этим человекам, чтоб явились цирюльники, брили и стригли (того), кто желает. Цирюльники стали стричь, брить, и еще приказал Иван-царевич принести одёжи самой лучшей, королевской. «Вот, братцы, вам одёжа — одеваться». Все оделись в цветную одёжу, Еще он приказал слугам, чтоб явились столы и были убраны разными кушаньями и напитками. Сейчас все явилось перед ними, и просит он своих товарищей, чтоб садились за стол пить, есть и веселиться. Все сели за стол, стали пить, есть и веселиться. Еще приказал Иван-царевич, чтоб отличные явились музыканты, хор певчих. Только стали пить за здоровье Ивана-царевича, заиграли музыканты за здоровье Ивана-царевича, запел хор певчих за здоровье Ивана-царевича. Услыхали часовые; прибегает начальник, видит: у них убраны столы, и они пируют. Ни слова им не сказал, пошел обратно к Марье Маревне, прекрасной королевне. Докладывают Марье Маревне, прекрасной королевне: «Которого вы посадили недавно, этот самый сделал там большой пир. Все короли, посаженные вами в острог, пьют, гуляют, веселятся. Мы не знаем, где они берут вина, откуда пришли певчие и музыканты: около замку у нас ужасно стража крепка». Марья Маревна посылает в замок верного своего министра узнать, что такое происходит и отчего. Приходит министр к ним в замок и спрашивает: «Позвольте узнать: отчего это у вас происходит?» Иван-царевич отвечает ему: «Это все делает у меня секретная чашечка». Потом приглашает его Иван-царевич несколько напитков выкушать. Министр очень рад, садится за стол; подают ему кушанья и напитков. Он несколько покушал и напитков выпил; вылезает из стола и благодарит их. Потом расспросил у них подробно об этой секретной чашечке, спросил, что она стоит. Иван-царевич отвечает: «Она не продажная, а заветная!» Министр говорит: «Сколько завету?» Иван-царевич улыбнулся и отвечает: «Вот какой завет: чтоб Марья Маревна, прекрасная королевна, показала свои голые ножки!» Министр пересказал Марье Маревне. Она согласилась, приказала позвать его к себе. Приходит он к Марье Маревне; увела она его в свою комнату, показала ему свои голые ножки по колено. Он и отдал секретную чашечку. Опять посадили его в острог; спрашивают его короли: «Что же, отдал?» — «Отдал», — говорит. Они стали плакать: «Напрасно, говорят, отдавал». Стало опять скучно. Вот Иван-царевич ударил ложкой, явилось все, и начался таким же манером пир. Доложили Марье Маревне, послала она своего министра узнать. Спрашивает Ивана-царевича министр: «Продажная ложечка или заветная?» — «Заветная!» — «Сколько завету?» … Марья Маревна согласилась. Иван-царевич и отдал секретную ложечку. Опять посадили его в острог. Короли опечалились. Иван-царевич вынул свои золотые часы, ударил, явилось все; поднялся опять таким же манером пир. Узнала Марья Маревна, послала своего министра. Спрашивает министр у Ивана-царевича: «Сколько завету?» … Она согласилась. После того отдает она ему часы, ложечку и чашку, и пошли они по дворцу разгуливаться. Потом он стал ее просить, чтоб выпустить этих королей из острога. Она говорит: «Я, говорит, рада отпустить их». Он выпустил их, дал каждому по три тысячи рублей серебром на дорогу и распростился с ними. Жил он с ней три недели довольно благополучно; кушал и почивал вместе. Вдруг она стала сбираться за три тысячи верст ехать в другой город. Отдает она свои королевские бумаги на распоряженье его и отдает ключи ото всяких вещей и приказывает ему: «Вот тебе ключи и вот серебряный ключ. И которая комната заперта этим ключом, в ту не ходи!» Она уехала. Иван-царевич ходил по всем комнатам и в эту зашел, в которую запретила ему ходить. Там прикован змей на двенадцати цепях; и говорит он ему томным голосом: «Иван-царевич! Дай мне воды напиться». Иван-царевич берет кружку воды и дает ему пить. Выпил эту кружку, просит другую. Иван-царевич подал другую. Выпил другую, просит третью. Иван-царевич подал третью. Выпил змей эту кружку и заревел: «Ну, Иван-царевич! За эту услугу три вины тебе прошу!» Потом рванулся, перервал все двенадцать цепей и улетел. Через три дня прилетел этот змей, прогнал Ивана-царевича из дворца, ключи отобрал. Иван-царевич остановился в гостинице жить. Приезжает Марья Маревна, входит во дворец, видит: змей ходит свободен. Змей закричал на нее: «А, шельма, хотела меня уморить!» Потом стала она узнавать, где Иван-царевич проживает, разыскала его, приехала к нему, стала ему говорить: «Эх, Иван-царевич, говорила я тебе — не отпирай двери. Если б ты не отпер, он бы жизнь кончил; ему оставалось только три часа житья». Побыла она у него малое время и уехала опять во дворец. Через несколько времени Иван-царевич узнал, что змей уехал на шесть месяцев; приезжает он к Марье Маревне и говорит ей, чтобы она с ним уехала в его землю. Она очень рада; сейчас приказали лошадей заложить; сели и поехали. Ехали пять месяцев, вдруг остановились в одном городе отдохнуть на несколько времени. Вдруг прилетает домой змей и узнал: Марьи Маревны нет. Стал спрашивать слуг. Слуги говорят: «Мы не знаем, куда Марья Маревна уехала». Прибегает змей на конюшню, стал спрашивать у своего коня: «Скажи ты мне, конь мой любезный: куда Марья Маревна уехала и с кем?» Конь отвечает: «Уехала она с Иваном-царевичем в его землю!» — «Можешь ли ты догнать их?» Отвечает конь: «Посей рожь; когда вырастет, сожни, намолоти, солоду наделай, пива навари, напьемся пива; за ними поедем и нагоним их на дороге». Посеяли рожь, выросла, сжали, намолотили, солоду наделали, пива наварили, напились пива, поехали и догнали Ивана-царевича с Марьей Маревной. Змей берет Марью Маревну к себе, а Ивану-царевичу говорит: «Вот тебе первая вина прощается». Привозит змей опять Марья Маревну в тот же дворец, а Иван-царевич обратно поехал за ними. Пожили несколько времени. Змей опять уехал на три месяца. Иван-царевич опять таким же манером уехал с Марьей Маревной; змей таким же манером догнал и говорит: «Вот тебе, Иван-царевич, вторая вина прощается». Привозит опять змей Марью Маревну в тот же дворец; Иван-царевич обратно поехал за ними. И опять змей уехал на два месяца, а Иван-царевич с Марьей Маревной опять уехали; и змей опять таким же манером догнал и говорит: «Вот тебе, Иван-царевич, третья вина прощается». Привозит опять змей Марью Маревну во дворец, и Иван-царевич поехал обратно за ними. Змей уехал опять на полтора месяца. Иван-царевич опять берет Марью Маревну и увозит. Змей опять таким же манером догоняет их, берет Марью Маревну, а его на четыре части разрубил и бросил. Вдруг у его сестер кольца почернели; сестры глядят: «Ну, наш братец жизнь кончил». Слетаются их мужья и советуются между собою: «Надобно разыскивать Ивана-царевича, где он жизнь кончил». Ворон полетел на запад, орел — на восток, сокол — на север: стали разыскивать. Ворон летит и видит: большое стадо вороньев сидят и клюют тело Ивана-царевича. Ворон подлетает к этим вороньям, схватил из них одного ворона, стал его рвать. Этот ворон и кричит: «Прости меня, я тебе услужу!» — «Что ты мне услужишь?» — «Что тебе угодно, все могу сделать». — «Коли так, лети поскорей, разыскивай живой и мертвой воды». Дал ему ворон два пузырька; тот полетел и принес живой и мертвой воды. Сложил ворон эти четыре части, помазал их мертвой водой, они и срослись, прыснул живой водой: встал, ожил Иван-царевич. «Ах, говорит, как я долго спал!» Ворон ему и говорит: «Век бы тебе спать, если бы не я». — «Что такое?» — «Ты был изрублен на четыре части». — «Да! Помню: змей меня изрубил». Стал Иван-царевич спрашивать у ворона: «Что мне делать, ворон? Как мне достать Марью Маревну?» — «Вот, говорит, как: поезжай в такое-то царство, наймись у такого-то короля табун стеречь. Отстережешь трое суток, и он тебе будет за работу давать тысячу рублей или разных коней, ты не бери ничего, только проси кобыленку-клячу, которая валяется на заднем дворе, издыхает. Возьмешь эту кобыленку, корми ее двенадцать зорь; на этой кобыленке можешь ты уехать от змея». Тут Иван-царевич распростился с вороном; приехал Иван-царевич в это царство. В первый раз выгнал стеречь; весь табун разбежался кой-куда. Он ударил чашечкой, явились слуги: «Что вам угодно?» — спрашивают. Он приказал лошадей собрать. Собрали ему лошадей, пригнал он их к этому царю. На второй раз и на третий раз все таким же манером. Выпросил он у короля кобыленку-клячу, что валяется на заднем дворе, кормил ее шесть зорь; лошадь стала бегать как угодно: рысью, галопом, всячески. Три зори еще покормил, крылья у ней выросли по аршину; еще две зори покормил, еще по аршину выросли, садится он на эту лошадь. Лошадь поднимает его под самое облако. Он довольно времени на ней катался и говорит ей: «Можешь ли мне служить?» — «Покорми еще меня, тогда я могу тебе служить». Покормил еще зорю, сел на нее; она спрашивает: «Как лететь: ниже лесу стоячего или выше облака ходячего?» — «Ну-ко, ступай ниже лесу стоячего!» Полетела эта кобылица; Иван-царевич едва держится; от ее полета ни одна птица на дереве не усидит. «Ну-ко, ступай выше облака ходячего». Поднялась она выше облака ходячего; ехал он несколько времени, приказал ей опущаться ниже и опустился под самым городом, где Марья Маревна живет. Приезжает он в гостиницу, лошадь становит в конюшне, взошел в номер, приказал подать кушать. Подают кушать, спрашивает он у человека: «Что, Марья Маревна дома или нет?» — «Дома. Вот целый месяц никуда не выезжает из дворца». — «А змей дома?» — «Змей уехал на шесть дней». Откушал Иван-царевич, отправился во дворец к Марье Маревне, входит во дворец; увидала его Марья Маревна. «А, друг мой, ты еще жив?» — «Жив. Неугодно ли ехать со мной?» — «Я очень рада, да догонит нас змей». — «Ничего, поедем; не догонит!» Привели его лошадь; сели на одну оба; полетели. Прилетает змей и прямо на конюшню к коню. «Что, можно ли догнать Ивана-царевича с Марьей Маревной?» — «Могу». — «А рожь, говорит, сеять?» — «Где тут сеять, ступай бери меч, спеши скорее, и то в пору догнать». Сел змей догонять, догоняет на дороге и кричит под змеем жеребец: «Подожди, матка, подожди, мать-кобылица!» Отвечает под Иваном-царевичем кобылица: «Нет, говорит, сын мой, ты помоложе меня, ты должен потише и пониже ехать!» Догнал змей Ивана-царевича, взмахнул мечом; вдруг кобылица вскинула задом и расшибла голову змею. Змей упал на землю, Иван-царевич опустился, разбил его на мелкие части и закопал в разные места. Приехал в свое царство, созвал сестер и обвенчался с Марьей Маревной. Стали жить, да поживать, да добра наживать.
Ответов - 5
Войдан: Поди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что В некотором государстве жил-был царь, холост — не женат. Был у него на службе стрелок по имени Андрей. Пошел раз Андрей-стрелок на охоту. Ходил, ходил целый день по лесу — не посчастливилось, не мог на дичь напасть. Время было к вечеру, идет он обратно — кручинится. Видит — сидит на дереве горлица. «Дай, — думает, — стрельну хоть эту». Стрельнул и ранил ее — свалилась горлица с дерева на сырую землю. Поднял ее Андрей, хотел свернуть ей голову, положить в сумку. А горлица говорит ему человеческим голосом: — Не губи меня, Андрей-стрелок, не руби моей головы, возьми меня живую, принеси домой, посади на окошко. Да смотри, как найдет на меня дремота — в ту пору бей меня правой рукой наотмашь: добудешь себе великое счастье. Удивился Андрей-стрелок: что такое? С виду совсем птица, а говорит человеческим голосом. Принес он горлицу домой, посадил на окошечко, а сам стоит дожидается. Прошло немного времени, горлица положила головку под крылышко и задремала. Андрей вспомнил, что она ему наказывала, ударил ее правой рукой наотмашь. Упала горлица наземь и обернулась девицей, Марьей-царевной, да такой прекрасной, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Говорит Марья-царевна стрелку: — Сумел меня взять, умей и удержать — поспешным пирком да за свадебку. Буду тебе честной да веселой женой. На том они и поладили. Женился Андрей-стрелок на Марье-царевне и живет с молодой женой, потешается. А службы не забывает: каждое утро ни свет ни заря идет в лес, настреляет дичи и несет на царскую кухню. Пожили они так недолго, Марья-царевна говорит: — Бедно живешь ты, Андрей! — Да, как сама видишь. — Добудь-ка рублей сотню, купи на эти деньги разного шелку, я все дело поправлю. Послушался Андрей, пошел к товарищам, у кого рубль, у кого два занял, накупил разного шелку и принес жене. Марья-царевна взяла шелк и говорит: — Ложись спать, утро вечера мудренее. Андрей лег спать, а Марья-царевна села ткать. Всю ночь ткала и выткала ковер, какого в целом свете не видывали: на нем все царство расписано, с городами и деревнями, с лесами и нивами, и птицы в небе, и звери на горах, и рыбы в морях; кругом луна и солнце ходят... Наутро Марья-царевна отдает ковер мужу: — Понеси на гостиный двор, продай купцам, да смотри — своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери. Андрей взял ковер, повесил на руку и пошел по гостиным рядам. Подбегает к нему один купец: — Послушай, почтенный, сколько спрашиваешь? — Ты торговый человек, ты и цену давай. Вот купец думал, думал — не может оценить ковра. Подскочил другой, за ним — еще. Собралась купцов толпа великая, смотрят на ковер, дивуются, а оценить не могут. В то время проезжал мимо рядов царский советник, и захотелось ему узнать, про что толкует купечество. Вышел из кареты, насилу пропихался через великую толпу и спрашивает: — Здравствуйте, купцы, заморские гости! О чем речь у вас? — Так и так, ковра оценить не можем. Царский советник посмотрел на ковер и сам дался диву: — Скажи, стрелок, скажи по правде истинной: откуда добыл такой славный ковер? — Так и так, моя жена вышила. — Сколько же тебе дать за него? — А я и сам не знаю. Жена наказала не торговаться: сколько дадут, то и наше. — Ну, вот тебе, стрелок, десять тысяч. Андрей взял деньги, отдал ковер и пошел домой. А царский советник поехал к царю и показывает ему ковер. Царь взглянул — на ковре все его царство как на ладони. Он так и ахнул: — Ну, что хочешь, а ковра я тебе не отдам! Вынул царь двадцать тысяч рублей и отдает советнику из рук в руки. Советник деньги взял и думает: «Ничего, я себе другой, еще лучше, закажу». Сел опять в карету и поскакал в слободу. Разыскал избушку, где живет Андрей-стрелок, и стучится в дверь. Марья-царевна отворяет ему. Царский советник одну ногу через порог занес, а другую не переносит, замолчал и про свое дело забыл: стоит перед ним такая красавица, век бы глаз от нее не отвел, все бы смотрел да смотрел. Марья-царевна ждала, ждала ответа да повернула царского советника за плечи и дверь закрыла. Насилу он опомнился, нехотя поплелся домой. И с той поры и есть — не наест и пьет — не запьет: все ему представляется стрелкова жена. Заметил это царь и стал выспрашивать, что за кручина у него такая. Советник говорит царю: — Ах, видел я у одного стрелка жену, все о ней думаю! И не запить это, не заесть, никаким зельем не заворожить. Пришла царю охота самому посмотреть стрелкову жену. Оделся он в простое платье, поехал в слободу, нашел избенку, где живет Андрей-стрелок, и стучится в дверь. Марья-царевна отворила ему. Царь одну ногу через порог занес, другую и не может, совсем онемел: стоит перед ним несказанная красота. Марья-царевна ждала, ждала ответа, повернула царя за плечи и дверь закрыла. Защемила царя сердечная зазноба. «Чего, — думает, — хожу холост, не женат? Вот бы жениться на этой красавице! Не стрельчихой ей быть, на роду ей написано быть царицей». Воротился царь во дворец и задумал думу нехорошую — отбить жену от живого мужа. Призывает он советника и говорит: — Надумай, как извести Андрея-стрелка. Хочу на его жене жениться. Придумаешь — награжу городами и деревнями и золотой казной, не придумаешь — сниму голову с плеч. Закручинился царский советник, пошел и нос повесил. Как извести стрелка, не придумает. Да с горя и завернул в кабак винца испить. Подбегает к нему кабацкая теребень в рваном кафтанишке. — О чем, царский советник, пригорюнился, зачем нос повесил? — Поди прочь, кабацкая теребень! — А ты меня не гони, лучше стаканчик винца поднеси, я тебя на ум наведу. Поднес ему царский советник стаканчик винца и рассказал про свое горе. Кабацкая теребень и говорит ему: — Извести Андрея-стрелка дело нехитрое — сам-то он прост, да жена у него больно хитра. Ну, да мы загадаем загадку такую, что ей не справиться. Воротись к царю и скажи: пускай он пошлет Андрея-стрелка на тот свет узнать, как поживает покойный царь-батюшка. Андрей уйдет и назад не вернется. Царский советник поблагодарил кабацкую теребень — и бегом к царю: — Так и так, можно стрелка извести. И рассказал, куда нужно его послать и зачем. Царь обрадовался, велел позвать Андрея-стрелка. — Ну, Андрей, служил ты мне верой-правдой, сослужи еще службу: сходи на тот свет, узнай, как поживает мой батюшка. Не то мой меч — твоя голова с плеч. Андрей воротился домой, сел на лавку и голову повесил. Марья-царевна его спрашивает: — Что невесел? Или невзгода какая? Рассказал ей Андрей, какую царь задал ему службу. Марья-царевна говорит: — Есть о чем горевать! Это не служба, а службишка, служба будет впереди. Ложись спать, утро вечера мудренее. Утром рано, только проснулся Андрей, Марья-царевна дает ему мешок сухарей и золотое колечко. — Поди к царю и проси себе в товарищи царского советника, а то, скажи, тебе не поверят, что был ты на том свете. А как выйдешь с товарищем в путь-дорогу, брось перед собой колечко, оно тебя доведет. Андрей взял мешок сухарей и колечко, попрощался с женой и пошел к царю просить себе дорожного товарища. Делать нечего, царь согласился, велел советнику идти с Андреем на тот свет. Вот они вдвоем и вышли в путь-дорогу. Андрей бросил колечко — оно катится, Андрей идет за ним полями чистыми, мхами-болотами, реками-озерами, а за Андреем царский советник тащится. Устанут идти, поедят сухарей — и опять в путь. Близко ли, далеко ли, скоро ли, коротко ли, пришли они в густой, дремучий лес, спустились в глубокий овраг, и тут колечко остановилось. Андрей и царский советник сели поесть сухарей. Глядь, мимо их на старом-престаром царе два черта дрова везут — большущий воз — и погоняют царя дубинками, один с правого бока, другой с левого. Андрей говорит: — Смотри: никак, это наш покойный царь-батюшка? — Твоя правда, это он самый дрова везет. Андрей и закричал чертям: — Эй, господа черти! Освободите мне этого покойничка хоть на малое время, мне нужно кой о чем его расспросить. Черти отвечают: — Есть нам время дожидаться! Сами, что ли, дрова повезем? — А вы возьмите у меня свежего человека на смену. Ну, черти отпрягли старого царя, на его место впрягли в воз царского советника и давай его с обеих сторон погонять дубинками — тот гнется, а везет. Андрей стал спрашивать старого царя про его житье-бытье. — Ах, Андрей-стрелок, — отвечает царь, — плохое мое житье на том свете! Поклонись от меня сыну да скажи, что я накрепко заказываю людей не обижать, а то и с ним то же станется. Только успели они поговорить, черти уж назад едут с порожней телегой. Андрей попрощался со старым царем, взял у чертей царского советника, и пошли они в обратный путь. Приходят в свое царство, являются во дворец. Царь увидал стрелка и в сердцах накинулся на него: — Как ты смел назад воротиться? Андрей-стрелок отвечает: — Так и так, был я на том свете у вашего покойного родителя. Живет он плохо, велел вам кланяться да накрепко наказывал людей не обижать. — А чем докажешь, что ходил на тот свет и моего родителя видел? — А тем я докажу, что у вашего советника на спине и теперь еще знаки видны, как его черти дубинками погоняли. Тут царь уверился, делать нечего — отпустил Андрея домой. А сам говорит советнику: — Вздумай, как извести стрелка, не то мой меч — твоя голова с плеч. Пошел царский советник, еще ниже нос повесил. Заходит в кабак, сел за стол, спросил вина. Подбегает к нему кабацкая теребень: — Что, царский советник, пригорюнился? Поднеси-ка мне стаканчик, я тебя на ум наведу. Советник поднес ему стаканчик винца и рассказал про свое горе. Кабацкая теребень ему говорит: — Воротись назад и скажи царю, чтобы задал он стрелку вот какую службу — ее не то что выполнить, трудно и выдумать: послал бы его за тридевять земель, в тридесятое царство добыть кота Баюна... Царский советник побежал к царю и рассказал, какую службу задать стрелку, чтобы он назад не вернулся. Царь посылает за Андреем. — Ну, Андрей, сослужил ты мне службу, сослужи другую: ступай в тридесятое царство и добудь мне кота Баюна. Не то мой меч — твоя голова с плеч. Пошел Андрей домой, ниже плеч голову повесил и рассказывает жене, какую царь задал ему службу. — Есть о чем кручиниться! — Марья-царевна говорит. — Это не служба, а службишка, служба будет впереди. Ложись спать, утро вечера мудренее. Андрей лег спать, а Марья-царевна пошла на кузницу и велела кузнецам сковать три колпака железных, железные клещи и три прута: один железный, другой медный, третий оловянный. Утром рано Марья-царевна разбудила Андрея: — Вот тебе три колпака да клещи и три прута, ступай за тридевять земель, в тридесятое царство. Трех верст не дойдешь, станет одолевать тебя сильный сон — кот Баюн на тебя дремоту напустит. Ты не спи, руку за руку закидывай, ногу за ногу волочи, а где и катком катись. А если уснешь, кот Баюн убьет тебя. И тут Марья-царевна научила его, как и что делать, и отпустила в дорогу. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается — пришел Андрей-стрелок в тридесятое царство. За три версты стал его одолевать сон. Надевает Андрей на голову три колпака железных, руку за руку закидывает, ногу за ногу волочит — идет, а где и катком катится. Кое-как выдержал дремоту и очутился у высокого столба. Кот Баюн увидел Андрея, заворчал, зауркал да со столба прыг ему на голову — один колпак разбил и другой разбил, взялся было за третий. Тут Андрей-стрелок ухватил кота клещами, сволок наземь и давай оглаживать прутьями. Наперво сек железным прутом; изломал железный, принялся угощать медным — и этот изломал и принялся бить оловянным. Оловянный прут гнется, не ломится, вокруг хребта обвивается. Андрей бьет, а кот Баюн начал сказки рассказывать: про попов, про дьяков, про поповых дочерей. Андрей его не слушает, знай охаживает прутом. Невмоготу стало коту, видит, что заговорить нельзя, он и взмолился: — Покинь меня, добрый человек! Что надо, все тебе сделаю. — А пойдешь со мной? — Куда хочешь пойду. Андрей пошел в обратный путь и кота за собой повел. Добрался до своего царства, приходит с котом во дворец и говорит царю: — Так и так, службу выполнил, добыл вам кота Баюна. Царь удивился и говорит: — А ну, кот Баюн, покажи большую страсть. Тут кот свои когти точит, на царя их ладит, хочет у него белую грудь раздирать, из живого сердце вынимать. Царь испугался: — Андрей-стрелок, уйми, пожалуйста, кота Баюна! Андрей кота унял и в клетку запер, а сам пошел домой, к Марье-царевне. Живет-поживает, тешится с молодой женой. А царя еще пуще знобит зазноба сердечная. Опять призвал он советника: — Что хочешь придумай, изведи Андрея-стрелка, не то мой меч — твоя голова с плеч. Царский советник идет прямо в кабак, нашел там кабацкую теребень в рваном кафтанишке и просит его выручить, на ум навести. Кабацкая теребень стаканчик вина выпил, усы вытер. — Ступай, — говорит, — к царю и скажи: пусть пошлет Андрея-стрелка туда — не знаю куда, принести то — не знаю что. Этой задачи Андрей во веки веков не выполнит и назад не вернется. Советник побежал к царю и все ему доложил. Царь посылает за Андреем. — Сослужил ты мне две службы, сослужи третью: сходи туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что. Сослужишь — награжу по-царски, а не то мой меч — твоя голова с плеч. Пришел Андрей домой, сел на лавку и заплакал. Марья-царевна его спрашивает: — Что, милый, невесел? Или еще невзгода какая? — Эх, — говорит, — через твою красу все напасти несу! Велел мне царь идти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что. — Вот это служба так служба! Ну ничего, ложись спать, утро вечера мудренее. Марья-царевна дождалась ночи, развернула волшебную книгу, читала, читала, бросила книгу и за голову схватилась: про цареву загадку в книге ничего не сказано. Марья-царевна вышла на крыльцо, вынула платочек и махнула. Налетели всякие птицы, набежали всякие звери. Марья-царевна их спрашивает: — Звери лесные, птицы поднебесные, — вы, звери, всюду рыскаете, вы, птицы, всюду летаете, — не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что? Звери и птицы ответили: — Нет, Марья-царевна, мы про то не слыхивали. Марья-царевна махнула платочком — звери и птицы пропали, как не бывали. Махнула в другой раз — появились перед ней два великана: — Что угодно? Что надобно? — Слуги мои верные, отнесите меня на середину Океан-моря. Подхватили великаны Марью-царевну, отнесли на Океан-море и стали на середине, на самой пучине, — сами стоят, как столбы, а ее на руках держат. Марья-царевна махнула платочком, и приплыли к ней все гады и рыбы морские. — Вы, гады и рыбы морские, вы везде плаваете, на всех островах бываете, не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что? — Нет, Марья-царевна, мы про то не слыхали. Закручинилась Марья-царевна и велела отнести себя домой. Великаны подхватили ее, принесли на Андреев двор, поставили у крыльца. Утром рано Марья-царевна собрала Андрея в дорогу и дала ему клубок ниток и вышитую ширинку. — Брось клубок перед собой, — куда он покатится, туда и ты иди. Да смотри, куда бы ни пришел, будешь умываться, чужой ширинкой не утирайся, а утирайся моей. Андрей попрощался с Марьей-царевной, поклонился на четыре стороны и пошел за заставу. Бросил клубок перед собой, клубок покатился — катится да катится, Андрей идет за ним следом. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Много царств и земель прошел Андрей. Клубок катится, нитка от него тянется. Стал клубок маленький, с куриную головочку; вот уж до чего стал маленький, не видно и на дороге. Дошел Андрей до леса, видит — стоит избушка на курьих ножках. — Избушка, избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом! Избушка повернулась, Андрей вошел и видит — на лавке сидит седая старуха, прядет кудель. — Фу, фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел! Вот изжарю тебя в печи да съем и на косточках покатаюсь. Андрей отвечает старухе: — Что ты, старая баба-яга, станешь есть дорожного человека! Дорожный человек костоват и черен, ты наперед баньку истопи, меня вымой, выпари, тогда и ешь. Баба-яга истопила баньку. Андрей выпарился, вымылся, достал женину ширинку и стал ею утираться. Баба-яга спрашивает: — Откуда у тебя ширинка? Ее моя дочь вышивала. — Твоя дочь мне жена, мне и ширинку дала. — Ах, зять возлюбленный, чем же мне тебя потчевать? Тут баба-яга собрала ужин, наставила всяких кушаньев, вин и медов. Андрей не чванится — сел за стол, давай уплетать. Баба-яга села рядом. Он ест, она выспрашивает: как он на Марье-царевне женился да живут ли они хорошо? Андрей все рассказал: как женился и как царь послал его туда — не знаю куда, добыть то — не знаю что. — Вот бы ты помогла мне, бабушка! — Ах, зятюшка, ведь про это диво дивное даже я не слыхивала. Знает про это одна старая лягушка, живет она в болоте триста лет... Ну ничего, ложись спать, утро вечера мудренее. Андрей лег спать, а баба-яга взяла два голика, полетела на болото и стала звать: — Бабушка, лягушка-скакушка, жива ли? — Жива. — Выдь ко мне из болота. Старая лягушка вышла из болота, баба-яга ее спрашивает: — Знаешь ли, где то — не знаю что? — Знаю. — Укажи, сделай милость. Зятю моему дана служба: пойти туда — не знаю куда, взять то — не знаю что. Лягушка отвечает: — Я б его проводила, да больно стара, мне туда не допрыгать. Донесет твой зять меня в парном молоке до огненной реки, тогда скажу. Баба-яга взяла лягушку-скакушку, полетела домой, надоила молока в горшок, посадила туда лягушку и утром рано разбудила Андрея: — Ну, зять дорогой, одевайся, возьми горшок с парным молоком, в молоке — лягушка, да садись на моего коня, он тебя довезет до огненной реки. Там коня брось и вынимай из горшка лягушку, она тебе скажет. Андрей оделся, взял горшок, сел на коня бабы-яги. Долго ли, коротко ли, конь домчал его до огненной реки. Через нее ни зверь не перескочит, ни птица не перелетит. Андрей слез с коня, лягушка ему говорит: — Вынь меня, добрый молодец, из горшка, надо нам через реку переправиться. Андрей вынул лягушку из горшка и пустил наземь. — Ну, добрый молодец, теперь садись мне на спину. — Что ты, бабушка, эка маленькая, чай, я тебя задавлю. — Не бойся, не задавишь. Садись да держись крепче. Андрей сел на лягушку-скакушку. Начала она дуться. Дулась, дулась — сделалась словно копна сена. — Крепко ли держишься? — Крепко, бабушка. Опять лягушка дулась, дулась — сделалась еще больше, словно стог сена. — Крепко ли держишься? — Крепко, бабушка. Опять она дулась, дулась — стала выше темного леса, да как скакнет — и перепрыгнула через огненную реку, перенесла Андрея на тот берег и сделалась опять маленькой. — Иди, добрый молодец, по этой тропинке, увидишь терем — не терем, избу — не избу, сарай — не сарай, заходи туда и становись за печью. Там найдешь то — не знаю что. Андрей пошел по тропинке, видит: старая изба — не изба, тыном обнесена, без окон, без крыльца. Он туда вошел и спрятался за печью. Вот немного погодя застучало, загремело по лесу, и входит в избу мужичок с ноготок, борода с локоток, да как крикнет: — Эй, сват Наум, есть хочу! Только крикнул, откуда ни возьмись, появляется стол накрытый, на нем бочонок пива да бык печеный, в боку нож точеный. Мужичок с ноготок, борода с локоток, сел возле быка, вынул нож точеный, начал мясо порезывать, в чеснок помакивать, покушивать да похваливать. Обработал быка до последней косточки, выпил целый бочонок пива. — Эй, сват Наум, убери объедки! И вдруг стол пропал, как и не бывало, — ни костей, ни бочонка... Андрей дождался, когда уйдет мужичок с ноготок, вышел из-за печки, набрался смелости и позвал: — Сват Наум, покорми меня... Только позвал, откуда ни возьмись, появился стол, на нем разные кушанья, закуски и заедки, вина и меды. Андрей сел за стол и говорит: — Сват Наум, садись, брат, со мной, станем есть-пить вместе. Отвечает ему невидимый голос: — Спасибо тебе, добрый человек! Столько лет я здесь служу, горелой корки не видывал, а ты меня за стол посадил. Смотрит Андрей и удивляется: никого не видно, а кушанья со стола словно кто метелкой сметает, вина и меды сами в рюмку наливаются — рюмка скок, скок да скок. Андрей просит: — Сват Наум, покажись мне! — Нет, меня никто не может видеть, я то — не знаю что. — Сват Наум, хочешь у меня служить? — Отчего не хотеть? Ты, я вижу, человек добрый. Вот они поели. Андрей и говорит: — Ну, прибирай все да пойдем со мной. Пошел Андрей из избенки, оглянулся: — Сват Наум, ты здесь? — Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану. Дошел Андрей до огненной реки, там его дожидается лягушка: — Добрый молодец, нашел то — не знаю что? — Нашел, бабушка. — Садись на меня. Андрей опять сел на нее, лягушка начала раздуваться, раздулась, скакнула и перенесла его через огненную реку. Тут он лягушку-скакушку поблагодарил и пошел путем-дорогой в свое царство. Идет, идет, обернется: — Сват Наум, ты здесь? — Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану. Шел, шел Андрей, дорога далека — прибились его резвые ноги, опустились его белые руки. — Эх, — говорит, — до чего же я уморился! А сват Наум ему: — Что же ты мне давно не сказал? Я бы тебя живо на место доставил. Подхватил Андрея буйный вихрь и понес — горы и леса, города и деревни так внизу и мелькают. Летит Андрей над глубоким морем, и стало ему страшно. — Сват Наум, передохнуть бы! Сразу ветер ослаб, и Андрей стал спускаться на море. Глядит — где шумели одни синие волны, появился островок, на островке стоит дворец с золотой крышей, кругом сад прекрасный... Сват Наум говорит Андрею: — Отдыхай, ешь, пей да на море поглядывай. Будут плыть мимо три купеческих корабля. Ты купцов зазови да угости, употчевай хорошенько — у них есть три диковинки. Ты меня променяй на эти диковинки; не бойся, я к тебе назад вернусь. Долго ли, коротко ли, с западной стороны плывут три корабля. Корабельщики увидали остров, на нем дворец с золотой крышей и кругом сад прекрасный. — Что за чудо? — говорят. — Сколько раз мы тут плавали, ничего, кроме синего моря, не видели. Давай пристанем! Три корабля бросили якоря, три купца-корабельщика сели на легкую лодочку, поплыли к острову. А уж Андрей-стрелок их встречает: — Пожалуйте, дорогие гости. Купцы-корабельщики идут дивуются: на тереме крыша как жар горит, на деревах птицы поют, по дорожкам чудные звери прыгают. — Скажи, добрый человек, кто здесь выстроил это чудо чудное? — Мой слуга, сват Наум, в одну ночь построил. Андрей повел гостей в терем: — Эй, сват Наум, собери-ка нам попить, поесть! Откуда ни возьмись, явился накрытый стол, на нем — вина и кушанья, чего душа захочет. Купцы-корабельщики только ахают. — Давай, — говорят, — добрый человек, меняться: уступи нам своего слугу, свата Наума, возьми у нас за него любую диковинку. — Отчего ж не поменяться? А каковы будут ваши диковинки? Один купец вынимает из-за пазухи дубинку. Ей только скажи: «Ну-ка, дубинка, обломай бока этому человеку!» — дубинка сама начнет колотить, какому хочешь силачу обломает бока. Другой купец вынимает из-под полы топор, повернул его обухом кверху — топор сам начал тяпать: тяп да ляп — вышел корабль; тяп да ляп — еще корабль. С парусами, с пушками, с храбрыми моряками. Корабли плывут, пушки палят, храбры моряки приказа спрашивают. Повернул топор обухом вниз — сразу корабли пропали, словно их и не было. Третий купец вынул из кармана дудку, задудел — войско появилось: и конница, и пехота, с ружьями, с пушками. Войска идут, музыка гремит, знамена развеваются, всадники скачут, приказа спрашивают. Купец задудел с другого конца в дудку — нет ничего, все пропало. Андрей-стрелок говорит: — Хороши ваши диковинки, да моя стоит дороже. Хотите меняться — отдавайте мне за моего слугу, свата Наума, все три диковинки. — Не много ли будет? — Как знаете, иначе меняться не стану. Купцы думали, думали: «На что нам дубинка, топор да дудка? Лучше поменяться, со сватом Наумом будем безо всякой заботы день и ночь и сыты и пьяны». Отдали купцы-корабельщики Андрею дубинку, топор и дудку и кричат: — Эй, сват Наум, мы тебя берем с собой! Будешь нам служить верой-правдой? Отвечает им невидимый голос: — Отчего не служить? Мне все равно, у кого ни жить. Купцы-корабельщики вернулись на свои корабли и давай пировать — пьют, едят, знай покрикивают: — Сват Наум, поворачивайся, давай того, давай этого! Перепились все допьяна, где сидели, там и спать повалились. А стрелок сидит один в тереме, пригорюнился. «Эх, — думает, — где-то теперь мой верный слуга, сват Наум?» — Я здесь. Чего надобно? Андрей обрадовался: — Сват Наум, не пора ли нам на родную сторонушку, к молодой жене? Отнеси меня домой. Опять подхватил Андрея вихрь и понес в его царство, на родную сторону. А купцы проснулись, и захотелось им опохмелиться: — Эй, сват Наум, собери-ка нам попить-поесть, живо поворачивайся! Сколько ни звали, ни кричали, все нет толку. Глядят, и острова нет: на месте его шумят одни синие волны. Погоревали купцы-корабельщики: «Эх, надул нас недобрый человек!» — да делать нечего, подняли паруса и поплыли, куда им было надобно. А Андрей-стрелок прилетел на родимую сторону, опустился возле своего домишки, смотрит: вместо домишки обгорелая труба торчит. Повесил он голову ниже плеч и пошел из города на синее море, на пустое место. Сел и сидит. Вдруг, откуда ни возьмись, прилетает сизая горлица, ударилась об землю и оборотилась его молодой женой, Марьей-царевной. Обнялись они, поздоровались, стали друг друга расспрашивать, друг другу рассказывать. Марья-царевна рассказала: — С той поры как ты из дому ушел, я сизой горлицей летаю по лесам да по рощам. Царь три раза за мной посылал, да меня не нашли и домишко сожгли. Андрей говорит: — Сват Наум, нельзя ли нам на пустом месте у синего моря дворец поставить? — Отчего нельзя? Сейчас будет исполнено. Не успели оглянуться — и дворец поспел, да такой славный, лучше царского, кругом зеленый сад, на деревьях птицы поют, по дорожкам чудные звери скачут. Взошли Андрей-стрелок с Марьей-царевной во дворец, сели у окошка и разговаривают, друг на друга любуются. Живут, горя не знают, и день, и другой, и третий. А царь в то время поехал на охоту, на синее море, и видит — на том месте, где ничего не было, стоит дворец. — Какой это невежа без спросу вздумал на моей земле строиться? Побежали гонцы, все разведали и докладывают царю, что тот дворец поставлен Андреем-стрелком и живет он в нем с молодой женой, Марьей-царевной. Еще пуще разгневался царь, посылает узнать, ходил ли Андрей туда — не знаю куда, принес ли то — не знаю что. Побежали гонцы, разведали и докладывают: — Андрей-стрелок ходил туда — не знаю куда и добыл то — не знаю что. Тут царь и совсем осерчал, приказал собрать войско, идти на взморье, тот дверец разорить дотла, а самого Андрея-стрелка и Марью-царевну предать лютой смерти. Увидал Андрей, что идет на него сильное войско, скорее схватил топор, повернул его обухом кверху. Топор тяп да ляп — стоит на море корабль, опять тяп да ляп — стоит другой корабль. Сто раз тяпнул, сто кораблей поплыло по синему морю. Андрей вынул дудку, задудел — появилось войско: и конница, и пехота, с пушками, со знаменами. Начальники скачут, приказа ждут. Андрей приказал начинать сражение. Музыка заиграла, барабаны ударили, полки двинулись. Пехота ломит царских солдат, конница скачет, в плен забирает. А со ста кораблей пушки так и бьют по столичному городу. Царь видит, войско его бежит, кинулся сам к войску — останавливать. Тут Андрей вынул дубинку: — Ну-ка, дубинка, обломай бока этому царю! Дубинка сама пошла колесом, с конца на конец перекидывается по чистому полю; нагнала царя и ударила его в лоб, убила до смерти. Тут и сражению конец пришел. Повалил из города народ и стал просить Андрея-стрелка, чтобы взял он в свои руки все государство. Андрей спорить не стал. Устроил пир на весь мир и вместе с Марьей-царевной правил он этим царством до глубокой старости.
Войдан: Морской царь и Василиса Премудрая За тридевять земель, в тридесятом государстве жил-был царь с царицею; детей у них не было. Поехал царь по чужим землям, по дальним сторонам; долгое время дома не бывал; на ту пору родила ему царица сына, Ивана-царевича, а царь про то и не ведает. Стал он держать путь в свое государство, стал подъезжать к своей земле, а день-то был жаркий-жаркий, солнце так и пекло! И напала на него жажда великая; что ни дать, только бы воды испить! Осмотрелся кругом и видит невдалеке большое озеро; подъехал к озеру, слез с коня, прилег на брюхо и давай глотать студеную воду. Пьет и не чует беды; а царь морской ухватил его за бороду. — Пусти! — просит царь. — Не пущу, не смей пить без моего ведома! — Какой хочешь возьми откуп — только отпусти! — Давай то, чего дома не знаешь. Царь подумал-подумал — чего он дома не знает? Кажись, все знает, все ему ведомо, — и согласился. Попробовал — бороду никто не держит; встал с земли, сел на коня и поехал восвояси. Вот приезжает домой, царица встречает его с царевичем, такая радостная; а он как узнал про свое милое детище, так и залился горькими слезами. Рассказал царице, как и что с ним было, поплакали вместе, да ведь делать-то нечего, слезами дела не поправишь. Стали они жить по-старому; а царевич растет себе да растет, словно тесто на опаре — не по дням, а по часам, и вырос большой. «Сколько ни держать при себе, — думает царь, — а отдавать надобно: дело неминучее!» Взял Ивана-царевича за руку, привел прямо к озеру. — Поищи здесь, — говорит, — мой перстень; я ненароком вчера обронил. Оставил одного царевича, а сам повернул домой. Стал царевич искать перстень, идет по берегу, и попадается ему навстречу старушка. — Куда идешь, Иван-царевич? — Отвяжись, не докучай, старая ведьма! И без тебя досадно. — Ну, оставайся с богом! И пошла старушка в сторону. А Иван-царевич пораздумался: «За что обругал я старуху? Дай ворочу ее; старые люди хитры и догадливы! Авось что и доброе скажет». И стал ворочать старушку: — Воротись, бабушка, да прости мое слово глупое! Ведь я с досады вымолвил: заставил меня отец перстень искать, хожу-высматриваю, а перстня нет как нет! — Не за перстнем ты здесь; отдал тебя отец морскому царю: выйдет морской царь и возьмет тебя с собою в подводное царство. Горько заплакал царевич. — Не тужи, Иван-царевич! Будет и на твоей улице праздник; только слушайся меня, старуху. Спрячься вон за тот куст смородины и притаись тихохонько. Прилетят сюда двенадцать голубиц — всё красных девиц, а вслед за ними и тринадцатая; станут в озере купаться; а ты тем временем унеси у последней сорочку и до тех пор не отдавай, пока не подарит она тебе своего колечка. Если не сумеешь этого сделать, ты погиб навеки; у морского царя кругом всего дворца стоит частокол высокий, на целые на десять верст, и на каждой спице по голове воткнуто; только одна порожняя, не угоди на нее попасть! Иван-царевич поблагодарил старушку, спрятался за смородиновый куст и ждет поры-времени. Вдруг прилетают двенадцать голубиц; ударились о сыру землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной: ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать! Поскидали платья и пустились в озеро: играют, плещутся, смеются, песни поют. Вслед за ними прилетела и тринадцатая голубица; ударилась о сыру землю, обернулась красной девицей, сбросила с белого тела сорочку и пошла купаться; и была она всех пригожее, всех красивее! Долго Иван-царевич не мог отвести очей своих, долго на нее заглядывался да припомнил, что говорила ему старуха, подкрался и унес сорочку. Вышла из воды красная девица, хватилась — нет сорочки, унес кто-то; бросились все искать, искали, искали — не видать нигде. — Не ищите, милые сестрицы! Улетайте домой; я сама виновата — недосмотрела, сама и отвечать буду. Сестрицы — красные девицы ударились о сыру землю, сделались голубицами, взмахнули крыльями и полетели прочь. Осталась одна девица, осмотрелась кругом и промолвила: — Кто бы ни был таков, у кого моя сорочка, выходи сюда; коли старый человек — будешь мне родной батюшка, коли средних лет — будешь братец любимый, коли ровня мне — будешь милый друг! Только сказала последнее слово, показался Иван-царевич. Подала она ему золотое колечко и говорит: — Ах, Иван-царевич! Что давно не приходил? Морской царь на тебя гневается. Вот дорога, что ведет в подводное царство; ступай по ней смело! Там и меня найдешь; ведь я дочь морского царя, Василиса Премудрая. Обернулась Василиса Премудрая голубкою и улетела от царевича. А Иван-царевич отправился в подводное царство; видит — и там свет такой же, как у нас, и там поля, и луга, и рощи зеленые, и солнышко греет. Приходит он к морскому царю. Закричал на него морской царь: — Что так долго не бывал? За вину твою вот тебе служба: есть у меня пустошь на тридцать верст и в длину и поперек — одни рвы, буераки да каменье острое! Чтоб к завтрему было там как ладонь гладко, и была бы рожь посеяна, и выросла б к раннему утру так высока, чтобы в ней галка могла схорониться. Если того не сделаешь — голова твоя с плеч долой! Идет Иван-царевич от морского царя, сам слезами обливается. Увидала его в окно из своего терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает: — Здравствуй, Иван-царевич! Что слезами обливаешься? — Как же мне не плакать? — отвечает царевич. — Заставил меня царь морской за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое и засеять рожью, чтоб к утру выросла и могла в ней галка спрятаться. — Это не беда, беда впереди будет. Ложись с богом спать; утро вечера мудренее, все будет готово! Лег спать Иван-царевич, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом: — Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте-ка рвы глубокие, сносите каменье острое, засевайте рожью колосистою, чтоб к утру поспело. Проснулся на заре Иван-царевич, глянул — все готово: нет ни рвов, ни буераков, стоит поле как ладонь гладкое, и красуется на нем рожь — столь высока, что галка схоронится. Пошел к морскому царю с докладом. — Спасибо тебе, — говорит морской царь, — что сумел службу сослужить. Вот тебе другая работа: есть у меня триста скирдов, в каждом скирду по триста копен — все пшеница белоярая; обмолоти мне к завтрему всю пшеницу чисто-начисто, до единого зернышка, а скирдов не ломай и снопов не разбивай. Если не сделаешь — голова твоя с плеч долой! — Слушаю, ваше величество! — сказал Иван-царевич; опять идет по двору да слезами обливается. — О чем горько плачешь? — спрашивает его Василиса Премудрая. — Как же мне не плакать? Приказал мне царь морской за одну ночь все скирды обмолотить, зерна не обронить, а скирдов не ломать и снопов не разбивать. — Это не беда, беда впереди будет! Ложись спать с богом, утро вечера мудрее. Царевич лег спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом: — Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть — все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто. Поутру зовет морской царь Ивана-царевича: — Сослужил ли службу? — Сослужил, ваше величество! — Пойдем посмотрим. Пришли на гумно — все скирды стоят нетронуты, пришли в житницы — все закрома полнехоньки зерном. — Спасибо тебе, брат! — сказал морской царь. — Сделай мне еще церковь из чистого воску, чтобы к рассвету была готова: это будет твоя последняя служба. Опять идет Иван-царевич по двору, слезами умывается. — О чем горько плачешь? — спрашивает его из высокого терема Василиса Премудрая. — Как мне не плакать, доброму молодцу? Приказал мне царь морской за одну ночь сделать церковь из чистого воску. — Ну, это не беда, беда впереди будет! Ложись-ка спать, утро вечера мудрее. Царевич улегся спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом: — Гей вы, пчелы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть — все летите сюда и слепите из чистого воску церковь божию, чтоб к утру была готова! Поутру встал Иван-царевич, глянул — стоит церковь из чистого воску, и пошел к морскому царю с докладом. — Спасибо тебе, Иван-царевич! Каких слуг у меня ни было, никто не сумел так угодить, как ты. Будь же за то моим наследником, всего царства оберегателем; выбирай себе любую из тринадцати дочерей моих в жены. Иван-царевич выбрал Василису Премудрую; тотчас их обвенчали и на радостях пировали целых три дня. Ни много ни мало прошло времени, стосковался Иван-царевич по своим родителям, захотелось ему на святую Русь. — Что так грустен, Иван-царевич? — Ах, Василиса Премудрая, сгрустнулось по отцу, по матери, захотелось на святую Русь. — Вот это беда пришла! Если уйдем мы, будет за нами погоня великая; царь морской разгневается и предаст нас смерти. Надо ухитрятся! Плюнула Василиса Премудрая в трех углах, заперла двери в своем тереме и побежала с Иваном-царевичем на святую Русь. На другой день ранехонько приходят посланные от морского царя — молодых подымать, во дворец к царю звать. Стучатся в двери: — Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовет. — Еще рано, мы не выспались, приходите после! — отвечает одна слюнка. Вот посланные ушли, обождали час-другой и опять стучатся: — Не пора-время спать, пора-время вставать! — Погодите немного: встанем, оденемся! — отвечает вторая слюнка. В третий раз приходят посланные: царь-де морской гневается, зачем так долго они прохлаждаются. — Сейчас будем! — отвечает третья слюнка. Подождали-подождали посланные и давай опять стучаться: нет отклика, нет отзыва! Выломали двери, а в тереме пусто. Доложили царю, что молодые убежали; озлобился он и послал за ними погоню великую. А Василиса Премудрая с Иваном-царевичем уже далеко-далеко! Скачут на борзых конях без остановки, без роздыху. — Ну-ка, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя? Иван-царевич соскочил с коня, припал ухом к сырой земле и говорит: — Слышу я людскую молвь и конский топ! — Это за нами гонят! — сказала Василиса Премудрая и тотчас обратила коней зеленым лугом, Ивана-царевича — старым пастухом, а сама сделалась смирною овечкою. Наезжает погоня: — Эй, старичок! Не видал ли ты — не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей? — Нет, люди добрые, не видал, — отвечает Иван-царевич. — Сорок лет, как пасу на этом месте — ни одна птица мимо не пролетывала, ни один зверь мимо не прорыскивал! Воротилась погоня назад: — Ваше царское величество! Никого в пути не наехали, видали только: пастух овечку пасет. — Что ж не хватали? Ведь это они были! — закричал морской царь и послал новую погоню. А Иван-царевич с Василисою Премудрою давным-давно скачут на борзых конях. — Ну, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя? Иван-царевич слез с коня, припал ухом к сырой земле и говорит: — Слышу я людскую молвь и конский топ! — Это за нами гонят! — сказала Василиса Премудрая; сама сделалась церковью, Ивана-царевича обратила стареньким попом, а лошадей — деревьями. Наезжает погоня: — Эй, батюшка! Не видал ли ты, не проходил ли здесь, пастух с овечкою? — Нет, люди добрые, не видал. Сорок лет тружусь в этой церкви — ни одна птица мимо не пролетывала, ни один зверь мимо не прорыскивал! Повернула погоня назад: — Ваше царское величество! Нигде не нашли пастуха с овечкою; только в пути и видели, что церковь да попа-старика. — Что же вы церковь не разломали, попа не захватили? Ведь это они самые были! — закричал морской царь и сам поскакал вдогонь за Иваном-царевичем и Василисою Премудрою. А они далеко уехали. Опять говорит Василиса Премудрая: — Иван-царевич! Припади к сырой земле — не слыхать ли погони? Слез Иван-царевич с коня, припал ухом к сырой земле и говорит: — Слышу я людскую молвь и конский топ пуще прежнего! — Это сам царь скачет. Оборотила Василиса Премудрая коней озером, Ивана-царевича — селезнем, а сама сделалась уткою. Прискакал царь морской к озеру, тотчас догадался, кто таковы утка и селезень, ударился о сыру землю и обернулся орлом. Хочет орел убить их до смерти, да не тут-то было: что ни разлетится сверху... вот-вот ударит селезня, а селезень в воду нырнет; вот-вот ударит утку, а утка в воду нырнет! Бился, бился, так ничего и не смог сделать. Поскакал царь морской в свое подводное царство, а Василиса Премудрая с Иваном-царевичем выждали доброе время и поехал на святую Русь. Долго ли, коротко ли, приехали они в тридесятое царство. — Подожди меня в этом лесочке, — говорит Иван-царевич Василисе Премудрой, — я пойду доложусь наперед отцу, матери. — Ты меня забудешь, Иван-царевич! — Нет, не забуду. — Нет, Иван-царевич, не говори, позабудешь! Вспомни обо мне хоть тогда, когда станут два голубка в окна биться! Пришел Иван-царевич во дворец; увидали его родители, бросились ему на шею и стали целовать-миловать его. На радостях позабыл Иван-царевич про Василису Премудрую. Живет день и другой с отцом, с матерью, а на третий задумал свататься к какой-то королевне. Василиса Премудрая пошла в город и нанялась к просвирне в работницы. Стали просвиры готовить, она взяла два кусочка теста, слепила пару голубков и посадила в печь. — Разгадай, хозяюшка, что будет из этих голубков! — А что будет? Съедим их — вот и все! — Нет, не угадала! Открыла Василиса Премудрая печь, отворила окно — и в ту же минуту голуби встрепенулися, полетели прямо во дворец и начали биться в окна; сколько прислуга царская ни старалась, ничем не могла отогнать их прочь. Тут только Иван-царевич вспомнил про Василису Премудрую, послал гонцов во все концы расспрашивать да разыскивать и нашел ее у просвирни; взял за руки белые, целовал в уста сахарные, привел к отцу, к матери, и стали все вместе жить да поживать да добра наживать.
Лада: Хорошие сказки... с детства знакомые.
татьянад: Да, сказки хорошие, перечитываю с удовольствием.
Войдан: Похороны козла Жили старик со старухою: не было у них ни одного детища, только и был, что козёл: тут все и животы. Старик никакого мастерства не знал, плел одни лапти — только тем и питался. Привык козел к старику: бывало, куда старик ни пойдет из дому, козел бежит за ним. Вот однажды случилось идти старику в лес за лыками, и козел за ним побежал. Пришли в лес; старик начал лыки драть, а козел бродит там и сям и траву щиплет; щипал, щипал, да вдруг передними ногами и провалился в рыхлую землю; начал рыться и вырыл котелок с золотом. Видит старик, что козел гребет землю, подошел к нему и увидал золото; несказанно возрадовался, побросал свои лыки, подобрал деньги — и домой. Рассказал обо всем старухе. — Ну, старик, — говорит старуха, — это нам бог дал такой клад на старость за то, что столько лет с тобой потрудились в бедности. А теперь поживем в свое удовольствие. — Нет, старуха! — отвечал ей старик. — Эти деньги нашлись не нашим счастьем, козловым; теперича нам жалеть и беречь козла пуще себя! С тех пор стали они жалеть и беречь козла пуще себя, стали за ним ухаживать, да и сами-то поправились — лучше быть нельзя. Старик позабыл, как и лапти-то плетут; живут себе поживают, никакого горя не знают. Вот через некоторое время козёл захворал и издох. Стал старик советоваться со старухою, что делать: — Коли выбросить козла собакам, так нам за это будет перед богом и перед людьми грешно, потому что все счастье наше мы через козла получили. А лучше пойду я к попу и попрошу похоронить козла по-христиански, как и других покойников хоронят. Собрался старик, пришел к попу и кланяется: — Здравствуй, батюшка! — Здорово, свет! Что скажешь? — А вот, батюшка, пришел к твоей милости с просьбою. У меня на дому случилось большое несчастье: козел помер. Пришел звать тебя на похороны. Как услышал поп такие речи, крепко рассердился, схватил старика за бороду и ну таскать по избе! — Ах ты окаянный, что выдумал — вонючего козла хоронить! — Да ведь этот козел, батюшка, был совсем православный, он отказал тебе двести рублей. — Послушай, старый хрыч, — сказал поп, — я тебя не за то бью, что зовешь козла хоронить, а зачем ты по сю пору не дал мне знать о его кончине: может, он у тебя уж давно помер. Взял поп с мужика двести рублей и говорит: — Ну, ступай же скорее к отцу дьякону, скажи, чтобы приготовился; сейчас козла хоронить пойдем. Приходит старик к дьякону и просит: — Потрудись, отец дьякон, приходи ко мне в дом на вынос. — А кто у тебя помер? — Да вы знавали моего козла, он-то и помер. Как начал дьякон хлестать его с уха на ухо! — Не бей меня, отец дьякон! — говорит старик. — Ведь козел-то был, почитай, совсем православный; как умирал, тебе сто рублей отказал за погребение. — Эка ты стар и глуп! — сказал дьякон. — Что же ты давно не известил меня о его преславной кончине; ступай скорее к дьячку: пущай прозвонит по козловой душе! Прибегает старик к дьячку и просит: — Ступай прозвони по козловой душе. И дьячок рассердился, начал старика за бороду трепать. Старик кричит: — Отпусти, пожалуй, ведь козел-то был православный, он тебе за похороны пятьдесят рублей отказал! — Что ж ты до этих пор копаешься! Надобно было пораньше сказать мне: следовало бы давно уж прозвонить! Тотчас бросился дьячок на колокольню и начал валять во все колокола. Пришли к старику поп и дьякон и начали похороны отправлять; положили козла в гроб, отнесли на кладбище и закопали в могилу. Вот стали про то дело говорить промеж себя прихожане, и дошло до архиерея, что-де поп козла похоронил по-христиански. Потребовал архиерей к себе на расправу старика с попом: — Как вы смели похоронить козла?! Ах вы безбожники! — Да ведь этот козел, — говорит старик, — совсем был не такой, как другие козлы: он перед смертью отказал вашему преосвященству тысячу рублей. — Эка ты глупый старик! Я не за то сужу тебя, что козла похоронил, а зачем ты его заживо маслом не соборовал! Взял тысячу и отпустил старика и попа по домам.
полная версия страницы